Виктор БРАЧЕВ
ТАЙНЫЕ МАСОНСКИЕ ОБЩЕСТВА В СССР
Ныне многие издания поднимают тему масонства в дореволюционной и в современной — “перестроечной” — истории России. Однако советский период, в особенности 20-е и 30-е годы, до последнего времени оставался как бы белым пятном для исследователей масонства. Считалось, что в СССР масонские ложи были запрещены и их словно бы вовсе не существовало. Теперь же, когда открыт доступ ко многим ранее секретным архивам, обнаруживаются очень интересные и весьма неожиданные факты, проливающие свет на необычайно разветвленную сеть масонских и околомасонских организаций, буквально заполонивших интеллигентскую среду крупных российских городов.
Из предлагаемой ниже статьи петербургского исследователя этой небезопасной темы Виктора Брачева читатель узнает о способах создания, вербовки и конспирации “братьев” и “сестер” “орденских” лож, об идеологии и конечных целях деятельности всевозможных “религиозно-философских кружков” и “оккультных обществ”, как магнит притягивавших к себе космополитически настроенную “культурную” интеллигенцию, студенчество, деятелей науки и нередко членов правительства. И здесь мы неожиданно узнаем о причастности к ним людей широко известных, как говорилось, несправедливо преследовавшихся и пострадавших от “сталинских репрессий”. Среди них — знаменитые русские философы Г. П. Федотов, И. О. Лосский, писатель Д. С. Мережковский, литературовед М. М. Бахтин, известные актеры Михаил Чехов, Юрий Завадский, среди них — недавно скончавшийся академик Д. С. Лихачев.
В данной статье, может быть, впервые открываются факты искусственного создания масонских лож органами ОГПУ и НКВД для “засвечивания” и отслеживания действий, как констатировалось в следственных документах, “врагов советской власти”. С другой же стороны, из заявлений лидеров масонских лож мы узнаем о том, что “стремления коммунизма совпадают в общих чертах со стремлениями русского масонства” Это красноречивое признание — еще один штрих в раскрытии механизмов управления миром единым тайным правительством.
И. В. Сталин терпеливо, постепенно подкапывался под эту коварнейшую закулисную систему, пока, накопив силы, не обрушился на нее со всей карающей мощью. Только теперь становится ясно, что многочисленные процессы тридцатых годов над всевозможными “троцкистами”, “безродными космополитами”, “западными агентами” и “антисоветскими организациями” — это сокрушительный удар по масонству в СССР. Именно этого до сих пор не может простить Сталину западная и российская сионодемократия.
Вне всяких сомнений, масонство в СССР не было окончательно ликвидировано. Оно, уйдя в глубокое подполье, выжило, сохранилось и в наше “перестроечное” время сбросило маски, достигло открытой власти, пожиная свои разрушительные плоды. Его жрецы — у всех на виду, имеют мировую славу, богатство, почет, они не сходят с телеэкранов, со страниц журналов и газет, о них пишут книги. Они, как и прежде, учат профанов “новой” жизни...
Предлагаемая статья лишь приподнимает завесу над скрывавшейся до сих пор правдой. Главные открытия и выводы еще впереди.
От Редакции
Разговор о масонах и тайных масонских ложах в СССР уместнее всего начать с так называемой “Кремлевской ложи”. Уж очень много здесь накопилось разного рода догадок и предположений. Характерен в этом отношении диалог, состоявшийся в декабре 1982 года между московским писателем Феликсом Чуевым и бывшим Председателем Совнаркома СССР Вячеславом Молотовым. “Сейчас много разговоров идет о масонстве. Говорят, что у нас в стране тоже есть масоны”, — заводит разговор Чуев. “Наверное, есть. Подпольные. Не может не быть”, — отвечает Молотов. “И про вас говорят, что вы тоже масон”. — “Масон давно. С 1906 года”, — улыбается Молотов, имея в виду время своего вступления в РСДРП. “Существует мнение, что масоны есть и среди коммунистов”, — не отстает от него Чуев. “Могут быть”, — допускает Молотов. “И вот говорят, что в Политбюро Молотов был главным масоном”. — “Главным, — отзывается Молотов. — Да, это я между делом оставался коммунистом, а между тем успевал быть масоном. Где это вы копаете такие истины!” (Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. — М., “Терра”, 1991, с. 267).
О масонской природе большевизма и связи его с международным еврейством спор идет уже давно. Даже некоторые историки-профессионалы, как, например, академик Николай Лихачев, склонны были объяснять победу большевизма в 1917 г. происками международного еврейства.
Тесную связь большевизма с масонством отмечает и Православная Церковь. “Под знаменем масонской звезды, — писал в 1932 году председатель Архиерейского собора Русской Православной Церкви за границей митрополит Антоний, — работают все темные силы, разрушающие национальные христианские государства. Масонская рука принимала участие и в разрушении России. Все принципы, все методы, которые большевики применяют для разрушения России, очень близки к масонским. Многолетнее наблюдение над разрушением нашей Родины воочию показало всему миру, как ученики подражают своим учителям и как поработители русского народа верны программе масонских лож”. Что же касается еврейства, то иудаизм, по его мнению, “исторически связан с масонством самыми тесными узами в своей ожесточенной борьбе с христианством и в масонских устремлениях к мировому владычеству” (Николаевский В. И. Русские масоны и революция. — М., “Терра”, 1990, с. 174).
Ценный вклад в разработку этого вопроса внесли русские историки — эмигранты Н. Свитков (Ф. Степанов) и В. Ф. Иванов, пользовавшиеся конфиденциальными источниками информации, полученной из кругов, близких к французскому политическому масонству. “В 1918 году, — писал В. Ф. Иванов в своей книге “От Петра I до наших дней” (Харбин, 1934, с. 497),-над Россией восходит пятиконечная звезда — эмблема мирового масонства. Власть перешла к самому злобному и разрушительному масонству — красному во главе с масонами высокого посвящения — Лениным, Троцким и их приспешниками — масонами более низкого посвящения: Розенфельдом, Зиновьевым, Парвусом, Радеком, Литвиновым... Программа борьбы “строителей” сводится к уничтожению православной веры, искоренению национализма, главным образом великорусского шовинизма, разрушению быта, русской православной семьи и великого духовного наследия наших предков”. “Для торжества масонских идеалов, — отмечал он, — нужно было убить душу русского народа, вырвать у него Бога, национально обезличить, затоптать в грязь его великое прошлое, развратить молодое поколение и воспитать новую породу людей без Бога и Отечества, двуногих зверей, которые, выдрессированные укротителем, покорно засядут в масонскую клетку”. По наблюдениям В. Ф. Иванова, уже в начале 1930 годов Россия превращается в “самое чистое и самое последовательное масонское государство, которое проводит масонские принципы во всей их полноте и последовательности”. Международное масонство и социализм, по его мнению, “дети одной и той же темной силы. Цель масонства и социализма одна. Они только временно разошлись в методах действий”. (Иванов В. Ф., “Тайная дипломатия”. — Харбин, 1937, с. 128).
В сущности, можно было бы и не придавать большого значения этим заявлениям, если бы убеждение в общности целей масонов и большевиков не разделялось самими “братьями”. Работая над материалами “масонского дела”, возбужденного в январе 1926 года ОГПУ против ленинградских “братьев”, автор этих строк обнаружил весьма любопытный документ, адресованный правительству СССР. Датирован он августом 1925 года и принадлежит перу Генерального секретаря “Автономного русского масонства” (организации, возникшей в 1922 году) Бориса Астромова (посвящен в 1909 г., ложа “Авзония” — “Великий Восток Италии”). А говорилось в нем следующее: дорога и цель вольных каменщиков и коммунистов одни и те же — “обращение человечества в единую братскую семью... Преследуя одни и те же цели, признавая справедливыми и подлежащими проведению в жизнь одни и те же воззрения, коммунизм и русское масонство совершенно не должны подозрительно смотреть друг на друга, наоборот, пути их параллельны и ведут к одной цели”. Разница, по мнению Б. В. Астромова, только в “методах действий”, т. к, в отличие от революционного пути, которым идут большевики, “путь русского масонства — это путь медленной интеллектуальной работы, путь тихой сапы”. А враги у большевиков и масонов, отмечал Б. В. Астромов, одни и те же — национальные и религиозные предрассудки, классовый эгоизм, частная собственность. Суть сделки, которую он предлагал большевикам, заключалась в том, что в обмен на “негласную легализацию” в стране масонских лож “братья” взяли бы на себя обязательства содействовать “перемагничиванию” русской интеллигенции на сторону советской власти, т.к. “стремления коммунизма совпадают в общих чертах со стремлениями русского масонства”. Сопоставим теперь эти рассуждения масона Астромова, заподозрить которого в “черносотенстве” едва ли возможно, с высказываниями на эту тему противников масонства — Василия Иванова и митрополита Антония. Совпадение взглядов, как видим, поразительное.
Теперь самое время возвратиться к разговору Феликса Чуева с Молотовым. Возник он неспроста, так как Вячеслав Михайлович уже давно находится “под подозрением” у исследователей. Что же касается масонства двух других большевиков, И. И. Скворцова-Степанова и С.П. Середы (работал в рязанской ложе), то оно считается бесспорным (Старцев В. Масоны. — “Родина”, 1989, № 9, с. 75). Факт принадлежности Льва Троцкого к масонству подтвердила покойная ныне писательница Нина Берберова, много лет работавшая с масонскими архивами и установившая имена 666 русских масонов начала XX века. На заданный ей во время визита в СССР в сентябре 1989 года прямой вопрос: “Был ли Троцкий масоном?” — она ответила: “Был, 6 месяцев в 18 лет” (“Комсомольская правда”, 1989, 12 сентября, с. 4). Со своей стороны, автору этих строк удалось обнаружить в архиве бывшего КГБ СССР свидетельство принадлежности к “Великому Востоку Франции” А. В. Луначарского. “Под подозрением” находятся Карл Радек и Николай Бухарин. Наконец, нельзя не упомянуть и о масонской ложе “Ар э Травай”, в которую якобы входили Ленин, Зиновьев и другие большевики” (Виноградов А. Ретушью по белым пятнам. — “Молодая гвардия”, 1991, № 8, с. 267). И хотя документального подтверждения эти сведения пока не получили, каких- либо принципиальных препятствий для вхождения большевиков (по крайней мере до 1917 г.) в заграничные масонские ложи не было. Ведь как и их коллеги меньшевики, все они были социал-демократами, входили в одну и ту же партию — РСДРП, хотя и принадлежали к разным ее фракциям. Активное же участие в работе масонских лож меньшевиков, как и вообще социалистов Европы и Америки, никогда не вызывало сомнений.
Что касается так называемой “Кремлевской ложи”, то о ней практически ничего не известно, хотя в интеллигентских кругах середины 1920-х гг. и говорили, что в Москве-де существуют две масонские сатанинские ложи — в Кремле и в Кропоткинском музее. Что касается последней (ложа Алексея Солоновича), то разговор о ней — впереди. Другое дело — “Кремлевская ложа”. Не исключено, как полагает Андрей Никитин, что упоминание о ней содержит “намеки на реальные обстоятельства” (Никитин А. Тамплиеры в Москве. — “Наука и религия”, 1992, № 12, с. 12). Более определенен в этом вопросе эмигрантский историк Василий Иванов, который не только отвечал утвердительно на вопрос относительно существования “Кремлевской ложи”, но и уверенно называл ее Великого магистра: им был, по его сведениям, Карл Радек. Приводит он и отрывок из письма К. Б. Радека к Великому магистру “Великого Востока Франции” начала 1930 гг. с просьбой повлиять через американских масонов на правительство президента Рузвельта, побудив его к скорейшему дипломатическому признанию СССР (Иванов В. Ф. Тайная дипломатия. — Харбин, 1937, с. 210). Заслуживает внимания и факт посещения М. Н. Тухачевским в начале 1930 гг. одной из масонских лож в Риме, о чем сообщает на основании масонских источников югославский историк З. Ненезич в своей книге “Масоны в Югославии” (1984). Однако ближе всего к тайне “Кремлевской ложи” подводит нас биография видного советского чекиста — начальника 9-го Управления Главного управления Госбезопасности НКВД Глеба Ивановича Бокия. Оказывается, еще в 1919 году в бытность свою председателем Петроградской ЧК, Глеб Иванович был посвящен в масонской ложе “Единое трудовое братство”, возглавляемой учеником масона-сатаннста Ж. И. Гурджиева доктором А. В. Барченко. С Александром Васильевичем Барченко мы еще встретимся на страницах данного очерка. Что же касается Г. И. Бокия, то переведенный в начале 1920-х гг. в Москву, в аппарат ОГПУ, он становится с этого времени ведущим специалистом по “масонскому вопросу” в этом ведомстве. С тех пор мимо него не проходит ни одно масонское дело, раскручиваемое по линии ОГПУ. Он же — непременный участник коллегий ОГПУ, выносивших приговоры по масонским делам. “Убрали” Бокия в 1937 г., обвинив в организации, как это ни странно, масонской ложи, куда входило более 20 человек, в том числе такие представители партийно-советской элиты, как член ЦК ВКП(б) И.М. Москвин, заместитель наркома иностранных дел СССР В. Стомоняков и др. Самое любопытное, что проверка в 1956 г. этого дела подтвердила: Г. И. Бокий действительно занимался в ОГПУ “изучением структуры и идейных течений масонства”, давая, таким образом, косвенно понять, что “ложа” — была (Ваксберг А. Масон, зять масона. — “Литературная газета”, 1990, 26 декабря). Конечно, это еще не та таинственная “Кремлевская ложа”, но разгадка тайны, очевидно, здесь. Ведь не ради праздного любопытства занялся Бокий изучением “структуры и идейных течений масонства”. Скорее всего, это нужно было его “хозяину”. Если им был И. В. Сталин, то придется признать, что “Кремлевская ложа” прекратила свою работу в 1937 году. Заслуживает внимания, что в фигурирующих в исторической литературе списках видных масонов-большевиков отсутствует фамилия Сталина.
И это не случайно, т.к. репрессии, обрушившиеся в середине второй половины 1930 годов против еврейского окружения В.И. Ленина, были расценены в правых кругах русской эмиграции как борьба И. В. Сталина против масонства, его стремление выйти из-под их опеки. “Сталин, — отмечал в связи с этим В.Ф. Иванов, — выступает как Бич Божий против мирового масонства, создавшего сатанинскую Вавилонскую башню, именуемую СССР”. Уничтожив видных масонов-коммунистов, И.В. Сталин, по его мнению, “рубит столбы, и не за горами то время, когда заборы сами повалятся” (Иванов В. Ф. Тайная дипломатия. — Харбин. 1937, с. 313-314). Масонская идеология в начале XX века пустила настолько глубокие корни в среде российской интеллигенции, что даже знаменитый большевистский террор 1920-х гг. оказался не в состоянии сразу уничтожить ее быстрорастущую поросль. На сегодняшний день известно, по крайней мере, одиннадцать тайных масонских или полумасонских организаций, действовавших в 1920-е годы в СССР: “Единое трудовое братство”, “Орден мартинистов”, “Орден Св. Грааля”, “Русское автономное масонство”, “Воскресенье”, “Хильфернак”, “Космическая Академия наук”, “Братство истинного служения”, “Орден Света”, “Орден Духа”, “Орден тамплиеров и розенкрейцеров”. Восемь первых из них располагались в Ленинграде. “Орден Света” объединял в своих рядах московских “братьев и сестер”.
Тесно связанные с московским “Орденом Света”, “Орден Духа” и “Орден тамплиеров и розенкрейцеров” располагались соответственно в Нижнем Новгороде и Сочи. Дочерними ложами “Русского автономного масонства” были ложа “Гармония” в Москве и “Рыцари Пылающего Голубя” в Тбилиси. Им в основном и посвящен данный очерк, при подготовке которого автором были использованы “масонские дела” из архива Министерства безопасности Российской Федерации.
Старейшей подпольной масонской организацией 1920-х гг. в Ленинграде был “Орден мартинистов”, представлявший собой ветвь одноименного французского Ордена. Первая мартинистская ложа была организована здесь еще в 1899 году графом Валерианом Муравьевым-Амурским. Трения, возникшие между ним и главой “Ордена мартинистов” в Париже известным оккультистом Папюсом, привели к тому, что около 1905 г. В. В. Муравьев-Амурский был отставлен от должности делегата Ордена в России. В 1910 г. на его место был назначен поляк граф Ч.И. Чинский, с именем которого собственно и связано создание русского отделения “Ордена мартинистов”. В 1912 г. среди них произошел раскол, и петербургская часть Ордена во главе с Григорием Мебесом объявила о своей автономии или, проще говоря, независимости от Парижа. Московские же братья во главе с П.М. и Д.П. Казначеевыми, напротив, остались ему верны и продолжали свою деятельность под руководством своего парижского начальства вплоть до 1920 года. Петербургские же мартинисты образовали в 1913 г. особую автономную цепь с тамплиерской окраской, которая и просуществовала вплоть до ее разгрома в 1926 году ОГПУ. В основе учения мартинистов лежит оккультизм — особое направление религиозно-философской мысли, стремящееся к познанию божества интуитивным путем, путем психических переживаний, связанных с проникновением в потусторонний мир и общением с его сущностями. В отличие от своих “братьев” из “Великих Востоков” Франции, Италии и “Великого востока народов России” (А. Ф. Керенский и Ко), преследовавших чисто политические цели, мартинизм ориентирует своих членов на внутреннюю духовную работу над самим собой, своим собственным моральным и интеллектуальным совершенствованием. Это позволяет отнести мартинистов к особой, т. н. духовной или эзотерической ветви Мирового братства. Отличительным знаком русских мартинистов являлся круг с шестиконечной звездой внутри, основные цвета: белый (ленты) и красный (плащи и маски). Посвящения производились по примеру масонских с несколько упрощенным ритуалом. В 1918 -1921 гг. лекции по Зогаре (часть Каббалы) читал Г.О. Мебес, по истории религии, с ярко выраженным антихристианским уклоном, его жена Мария Нестерова. С историей масонства слушателей знакомил Борис Астромов. Помимо чисто теоретических занятий, в “школе” велась и практическая работа по развитию у ее членов цепи способностей к телепатии и психометрии. Всего нам известны имена 43 человек, прошедших “школу” Г.О. Мебеса в 1918-1925 гг., в том числе известный военный историк Г.С. Габаев и поэт Владимир Пяст. Однако в целом состав Ордена был вполне зауряден: юристы, бухгалтеры, студенты, домохозяйки, несостоявшиеся художники и журналисты — одним словом, рядовая, разочаровавшаяся в жизни и ударившаяся в мистику русская интеллигенция (Петербургские мартинисты 1919-1925 гг. — “Отечественная история”, 1993, № 3, с. 180-182).
Неприглядную роль в судьбе ленинградских мартинистов сыграл Борис Викторович Астромов (наст. фамилия Кириченко), о котором уже шла речь в начале очерка. Выходец из обедневшей дворянской семьи, он уезжает в 1905 году в Италию, где поступает на юридический факультет Туринского университета. Здесь он становится учеником знаменитого криминалиста масона Чезаре Ломброзо. В 1909 г. состоялось его посвящение в Братство (ложа “Авзония”, принадлежащая к “Великому Востоку Италии”). В 1910 г. Б. В. Астромов возвратился в Россию, но в работе русских масонских лож, по его словам, участия не принимал. Посвящение его в “Орден мартинистов” состоялось только в 1918 году после знакомства с Г.О.Мебесом. В 1919 г. Г.О. Мебес назначает Б.В. Астромова генеральным секретарем Ордена. Трения, возникшие между ними, приводят к тому, что в 1921 г. Б. В. Астромов вынужден был уйти из Ордена. Казалось бы, пути незадачливого генсека и мартинистов навсегда разошлись. Однако оказалось, что это далеко не так. В мае 1925 г. Б.В. Астромов неожиданна появляется в приемной ОГПУ в Москве и предлагает свои услуги по освещению масонства в стране в обмен на разрешение покинуть СССР. Разрешения на эмиграцию Б. В. Астромов не получил, зато его предложение по освещению масонства в СССР заинтересовало чекистов, тем более что, как оказалось, они следили за ним еще с 1922 года.
После допросов и бесед со “специалистами” Б. В. Астромов прибыл в начале июня 1925 г. в Ленинград, где и стал “работать” под контролем ОГПУ.
Повышенный интерес этого учреждения к Б.В. Астромову понятен, так как он “заложил” не только мартинистов, но и собственную подпольную организацию “Русское автономное масонство”, генеральным секретарем которого и представился чекистам. Начало ей было положено еще в 1921 г. учреждением Б.В. Астромовым из недовольных Г.О. Мебесом мартинистов собственной, независимой от него масонской ложи “Три северные звезды”. Членами ее стали: инженер-архитектор П.Д. Козырев, инженер-путеец М.М. Петров, бывший присяжный поверенный В.П. Остен-Дризен, художник Н.Г. Сверчков, киноартист С.Д. Васильев, бывший адъютант командующего Ленинградским военным округом Д.И. Аврова, служащий АРА в Ленинграде Р.А. Кюн, кинорежиссер Г.В. Александров, бывший инспектор консерватории Г.Ю. Бруни, артист балета Е.Г. Кякшт. Б.В. Астромову удалось организовать четыре диссидентствующие ложи мартинистского толка — “Пылающий лев” (мастер стула Б.П. Остен-Дризен), “Дельфин” (мастер стула М. М. Петров, наместный мастер А. Н. Вольский), “Золотой колос” (наместные мастера Н. А. Башмакова и О. Е. Нагорнова).
В августе 1922 г. представители этих лож учредили т. н. ложу-мать “Великая ложа Астрея” и объявили о создании новой, независимой от мартинистов организации “Русское автономное масонство”. Генеральным секретарем “Великой ложи Астреи” стал Б.В. Астромов. Что касается должности Великого мастера, которым был объявлен бывший директор императорских театров В. А. Теляковский (1861-1924), то она, судя по всему, оставалась вакантной, так как в ходе следствия Астромов вынужден был признать факт мистификации “братьев” в этом вопросе и подделку подписи Теляковского на официальных документах ложи.
На основании патентов, выданных Б. В. Астромовым, были открыты две ложи за пределами Ленинграда: “Гармония” в Москве во главе с бывшим мартинистом Сергеем Полисадовым и “Рыцарей пылающего голубя” в Тифлисе во главе с братом Б. В. Астромова Львом Кириченко-Мартовым.
Церемония посвящения в младшие степени Ордена сводилась к следующему. Преклонив колена перед алтарем, неофит зачитывал соответствующий его степени отрывок посвятительной тетради, после чего председательствующий в белой одежде мага делал ему краткое наставление. Заканчивалась церемония приведением неофита к присяге, скрепляемой его подписью кровью из проколотого пальца. По свидетельству М.Н. Севастьянова, которого Б.В. Астромов посвятил в 30-ю степень, ему в ходе этого таинства пришлось не только поставить кровью оттиск указательного пальца у своей подписи под текстом клятвы с обетом молчания, но и поцеловать рукоятку ритуального меча и шестиконечную звезду на груди Б.В. Астромова. Кроме того, в соответствии с оккультной традицией, Астромов нарисовал ему на лбу еще и изображение священной пентаграммы, т. е. пятиконечной звезды. Среди ленинградских оккультистов “школа” Б.В. Астромова считалась магической, так как позволяла, по общему мнению, прошедшим ее “подчинять” себе окружающую среду, правда, на прибегая в отличие от черной магии к услугам темных, сатанинских сил.
Такова была в общих чертах организация Б. В. Астромова, члены которой оказались втянутыми своим руководителем в крупную политическую игру. Некоторое представление о ней дает подготовленный Б. В. Астромовым и его коллегой по Ордену М. М. Севастьяновым 15 августа 1925 г. по просьбе ОГПУ специальный доклад (о нем уже упоминалось в начале нашего очерка), целиком посвященный возможному сотрудничеству между большевиками и масонами. При помощи ОГПУ доклад был перепечатан на машинке и отправлен в двух экземплярах а Москву, а копия его представлена в Ленинграде в местное отделение ОГПУ. Доклад Б.В. Астромова не был его личной импровизацией на “масонскую” тему. Это был масонский ответ на интересовавшие “специалистов” ОГПУ конкретные вопросы. В первую очередь речь шла, естественно, о возможности использования масонской организации в интересах строительства коммунизма в СССР. Развивая эту мысль, Б. В. Астромов в своем докладе подчеркнул, что “конечно, масоны не претендуют на открытую легализацию, т.к. это будет скорее вредно, чем полезно для работы”. И тогда, отмечал он, смогут обвинить в “чекизме” или “рептильности”, что непременно оттолкнет от масонства русскую интеллигенцию. Роль масонства должна была главным образом заключаться в том, чтобы убедить лучшую часть ее в “закономерности переживаемых событий, а следовательно, и неизбежности их”. Здесь, по мнению Б. В. Астромова, “реальная работа” “Автономного русского масонства” могла бы выразиться прежде всего “в укреплении в правосознании русской интеллигенции идей интернационализма и коммунизма, а также в борьбе с клерикализмом”. В конечном итоге Б. В. Астромов предлагал советскому правительству следующий “modus vivendi”: советская власть терпит существование масонских лож и ячеек, входящих в союз “Генеральной ложи Астреи”, не преследуя ее членов, а “Генеральная ложа Астрея”, в свою очередь, берет на себя обязательство “не иметь никаких тайн от правительства СССР и не находиться в связи или в союзе ни с одним иностранным масонским Орденом”.
Документ — что и говорить — примечательный. Но что или кто стоит за ним? Действительно ли Б. В. Астромов сам додумался до идеи масонизации при негласной поддержке правительства если не всей страны, то хотя бы русской интеллигенции, или же эта идея была подсказана ему во время бесед со “специалистами” ОГПУ, одного из которых — Г.И. Бокия — мы уже знаем?
Ответить на этот вопрос непросто. Дело в том, что, заявляя в ходе следствия, что никаких других целей при создании своей организации, кроме “самоусовершенствования и самодисциплинирования” ее членов, он не преследовал, Б. В. Астромов был не вполне искренен. Во всяком случае, попытки Б. В. Астромова связаться с английским масоном Ломбартом Деритом — бывшим пастором англиканской церкви в С.-Петербурге, а также с ректором Туринского университета масоном Горрини позволяют предположить, что планы его шли несколько дальше работы “над собой” членов сообщества. Об этом же говорят и настойчивые хлопоты Б. В. Астромова, предпринимаемые им с 1923 года, о получении заграничной визы. Как видим, Б. В. Астромов отнюдь не собирался засиживаться на берегах Невы. И все же сама мысль о возможном сотрудничестве масонов с советской властью принадлежит, судя по всему, не Б.В. Астромову.
Здесь скорее всего, как представляется автору этих строк, были задействованы иные силы. Некоторый свет на них проливают показания масона Н. Н. Беклемишева, который свидетельствовал, что уже в конце 1925 г. Б. В. Астромов говорил ему о своем желании устроить в Москве “ложу с ведома Политуправления, чтобы работать совместно на сближение с западными державами”. “Припоминаю, — показывал он 3 марта 1926 г. следователям ленинградского ОГПУ, — что сначала Астромов приписывал эту идею некоему Барченко, а потом уже стал говорить от себя и, кажется, ездил по этому вопросу в Москву”. Таким образом выясняется, что идея использования масонских каналов для сближения Советской России с западными державами была подброшена Б. В. Астромову со стороны А. В. Барченко, который, как мы уже знаем, вовлек в 1919 г. в масонскую ложу Г. И. Бокия (могло, впрочем, быть и наоборот) и был, несомненно, связан с ОГПУ. Правой рукой Б. В. Астромова был наместный мастер московской ложи “Гармония” Сергей Палисадов, с помощью которого ему удалось “выйти” на своего коллегу из “Великого Востока Франции” В. И. Забрежнева, работавшего в середине 1920-х гг. в Совнаркоме СССР. Ободренный этим, Б. В. Астромов дает С. В. Полисадову задание связаться посредством орденских знаков с А. В. Луначарским и редактором “Известий” Ю. С. Стекловым (Нахамкисом). Сам Астромов тоже не сидел сложа руки и сумел заинтересовать масонством заведующего отделом международных расчетов в Ленинграде члена ВКШб) А. Р. Рикса и настойчиво искал встреч с бывшим следователем Петроградской Губчека К. К. Владимировым.
Семь месяцев продолжалась эта провокационная по своей сути деятельность Б. В. Астромова, пока, наконец, работавшие с ним чекисты не поняли, что их подопечный явно не та фигура, с которой можно иметь серьезное дело. Инвалид второй группы (последствие контузии, полученной им в русско-японскую войну), Б. В. Астромов пользовался у масонов незавидной репутацией не только неуравновешенного, но и лживого, морально нечистоплотного человека. Ни о каком уважении к нему со стороны учеников не могло быть и речи. Весь авторитет Б. В. Астромова среди “братьев” покоился на присущей ему силе гипнотического воздействия на собеседника. В связи с этим среди части братьев даже распространилось поверье, что вся магическая сила Астромова заключается в семи длинных волосках на его лысом черепе под академической шапочкой, направление концов которых якобы регулярно меняется им с переменой направления астрального влияния. Особенно много нареканий вызывало практикуемое Б. В. Астромовым принуждение своих учениц к вступлению с ним в половую связь в извращенных формах — так называемое “трехплановое посвящение”, якобы распространенное в некоторых эзотерических ложах Западной Европы. Не одобрили “братья” и контактов Б. В. Астромова с чекистами, справедливо подозревая в нем провокатора. Смута, возникшая в связи с этим в “братской” среде, закончилась в конце концов тем, что 16 ноября 1925 г. астромовская ложа “Кубического камня” была закрыта “братьями”, что означало фактическое исключение его из им же созданной организации. 22 ноября Б. В. Астромову был предъявлен ультиматум о сложении им с себя звания генерального секретаря сообщества, который он в сложившихся обстоятельствах вынужден был принять. 12 декабря 1925 года после долгих проволочек Б. В. Астромов объявил об официальном снятии с себя “звания” члена “Генеральной ложи Астреи” и генерального секретаря. Это был конец Б. В. Астромова, ибо как с частным лицом ни о каком сотрудничестве с ним ОГПУ уже не могло быть и речи. Теперь он мог интересовать чекистов лишь в качестве подследственного.
И действительно, 30 января 1926 г. Б. В. Астромов был арестован. Уже находясь в Доме предварительного заключения, он пишет 11 февраля 1926 г. письмо И. В. Сталину, где развиваем мысль об использовании “красного масонства” не только как объединения коммунистически мыслящих интеллигентов, но и как “форму и маскировку, которую мог бы принять Коминтерн”. Себя же незадачливый генеральный секретарь “Автономного русского масонства” видел “в качестве советчика-консультанта” при И. В. Сталине (Ленинградские масоны и ОГПУ. — “Русское прошлое”, 1991, кн. 1, с. 275-276). Жизнь, однако, распорядилась по-другому. Сразу же после ареста Б. В. Астромова такая же участь постигла в феврале-марте 1926 года членов “Русского автономного масонства” и “Ордена мартинистов” во главе с г. О. Мебесом. 18 июне 1926 г. постановлением особого совещания при коллегии ОГПГ Б. В. Астромов, Г. О. Мебес, М.А. Нестярова, В.Ф. Гредингер, А. В. Клименко, С. Д. Ларионов и другие “братья” и “сестры” — всего 21 человек — были осуждены, причем поражает необычайно мягкий приговор в отношении руководителей этих организаций Б. В. Астромова и Г.О. Мебеса — всего три года ссылки. Что же касается самой идеи использования “масонской карты” и “масонских каналов” для налаживания неофициальных контактов с подлинными хозяевами западных демократий, то идея эта, как показывает уже упоминавшееся письмо К. Б. Радека к магистру “Великого Востока Франции”, не умерла.
Среди названных Б. В. Астромовым в ходе следствия масонских оккультных лож значился и “Орден рыцарей святого Грааля” во главе с Александром Габриэловичем Гошерон-Деляфосом, подвизавшимся в роли контролера финансового контрольного отдела Губфо. Старейшими членами Ордена были близкие друзья Деляфоса: Николай Цуканов и Михаил Битютко, которые и составляли вместе с ним руководящий “треугольник” организации. Среди других “братьев” и “сестер”; художница М. А. Пуаре-Пургольд, артистка театра А. И. Фогт, студентка ЛГУ Наталья Тарновская, музыкант А. А. Кинель, археолог Г. В. Михновский, композитор и музыковед Ю. А. Зингер. Фактически Орден возник не ранее 1916 года, хотя первые посвящения в него А. Г. Делафос совершил еще в 1914 году (поэт Дмитрий Коковцев и Николай Цука- нов). Дело в том, что к этому времени Делафос возвратился из поездки по Франции, где и был, видимо, посвящен, хотя на следствии он и отрицал этот факт. Официально декларируемая цель Ордена — “усовершенствование мыслительных и нравственных способностей” рыцарей Чаши святого Грааля по мере их продвижения по лестнице степеней (всего их было семь) — не отличалась оригинальностью и была сродни целям, декларируемым другими масонскими сообществами всех времен. Легенда о Граале — чаше, в которую якобы стекала кровь распятого Христа, после того, как римский центурион Лонгин пронзил копьем его грудь, — так же почитаема у масонов, как и миф об Адонираме — строителе Соломонова Храма. Сам А. Г. Делафос говорил своим ученикам о существовании некоего идеального центра Св. Грааля в полуразрушенном рыцарском замке в Бретани во Франции.
Мистико-религиозная философия, проповедуемая Делафосом, уходит своими корнями в средневековое сектантство, известное в литературе как манихейство — доктрина, исповедуемая еретическими движениями катаров, вальденсов и альбигойцев. Помимо чаши, в символике Ордена присутствовали также крест и светящаяся пентаграмма.
15 мая 1927 г. А. Г. Делафос и еще 9 братьев-рыцарей были арестованы. Следствие над ними продолжалось недолго, и уже 8 июля того же года они были осуждены. Наиболее суровое наказание понесли руководители Ордена: А. Г. Гошерон-Делафос — десять лет лагерей, и по пять — М.М. Битютко и Н.И. Цуканов. Позиция ОГПУ в отношении оккультистов к этому времени уже определилась, что не замедлило сказаться и на судьбе других групп масонского толка, действовавших в 1920-е годы в Ленинграде. Одной из них являлось “Братство истинного служения”, известное, впрочем, и под другим названием — “Эзотерическая ложа”. Руководил этой организацией бывший дворянин Георгий Анатольевич Тюфяев. Начало ей было положено еще в 1922 г. основанием Г. А. Тюфяевым и его приятелем В. Г. Лабазиным небольшого оккультного кружка. В 1925 году, когда численность кружка достигла нескольких десятков человек, он был преобразован в “Братство истинного служения”, ставившее своей целью теоретическое и практическое изучение эзотерических явлений.
Видную роль в “Братстве” стал играть в это время безработный артист драмы В. Н. Очнев-Лефевр, возглавлявший одну из его трех лож. Несчастья, обрушившиеся на Россию, члены “Братства” объясняли установлением в 1917 году господства Антихриста в нашей стране, увлекающего русских людей в бездну “Черного треугольника”. Главным занятием его членов, помимо чтения молитв и традиционной для мистиков “свободной любви” в целях гармонизации отношений между “братьями” и “сестрами” (как правило, молодыми людьми), был спиритизм. В ходе регулярно проводившихся спиритических сеансов руководители лож (Г. А. Тюфяев, В.Н. Очнев-Лефевр и В. Г. Лабазин) передавали распоряжения и пророчества архангелов Рафаила и Гавриила и даже вызывали души умерших, в том числе Николая II и ряда других политических деятелей, предсказывавших скорую гибель советской власти. Членам “Братства” не рекомендовалось работать в советских учреждениях и принимать участие в деятельности общественных организаций, чтобы не способствовать таким образом укреплению власти Антихриста, под которой они разумели большевизм.
В мае 1927 г. практически все члены “Братства” (всего 33 человека) были арестованы. Более года длилось следствие, пока, наконец, постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 21 августа 1928 года не определилась их участь: Г.А. Тюфяев как руководитель сообщества получил 10 лет концлагерей, В. Н. Очнев-Лефевр и В. Г. Лабазин — по пять. Рядовым членам “Братства” были определены более мягкие наказания.
Наряду с оккультными сообществами откровенно масонского характера широкое распространение в интеллигентской среде получили в 1920-е годы религиозно-философские кружки и группы, промасонская сущность деятельности которых хотя и не подлежит сомнению, но далеко не так очевидна для непосвященных. Крупнейшей из такого рода подпольных организаций интеллигенции Ленинграда являлось в те годы “Воскресенье”. Начало ей было положено в декабре 1917 года собранием инициативной группы сотрудников Публичной библиотеки на квартире философа Г. П. Федотова. Кроме самого Г. П. Федотова, здесь присутствовали его коллеги, тоже сотрудники библиотеки: Н. П. Анциферов и А. А. Мейер с женами, и Л. В. Преображенская. “Прочли молитву “Отче наш”, — вспоминала в этой связи жена А. А. Мейера Ксения Половцева, — кончили чаем и угощением. Решили и впредь так же собираться”. То, что начало кружку было положено сотрудниками Публичной библиотеки, не было, конечно, случайностью, так как уже в годы войны стараниями известных масонов Александра Мейера и Александра Браудо (Русское политическое масонство 1906-1918 гг. — “История СССР”, 1990, № 1, с. 142) она была превращена в один из опорных пунктов “вокального каменщичества” в Петербурге. Как показывала на допросах в ОГПУ Ксения Половцева, именно Г. П. Федотов стоял у истоков “Воскресенья”, он же разработал, по ее словам, и “детальные тезисы”, положенные в основу работы кружка. Тем не менее очень скоро на роль лидера рядом с ним выдвигается масон А. А. Мейер и сама К. А. Половцева, что имело, как увидим, далеко идущие последствия для организации.
В идейном плане кружок Г. П. Федотова — А. А. Мейера был продолжателем традиций левого крыла Религиозно-философского общества, представленного такими именами, как 3.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковский, А.В. Карташев, В.П. Свенцицкий, Е.П. Иванов, А.А. Мейер и др. Петербургское отделение Общества всегда было левее московского. Его наиболее видные члены — масоны 3.Н. Гиппиус и Д.С. Мережковский — в свое время резко осудили “Вехи” и призывали народ к революции. Члены Общества исключили В.В. Розанова за признанные ими “антисемитскими” его статьи о “деле Бейлиса” и еврейском вопросе в России, а 3.Н. Гиппиус яростно протестовала против “русского шовинизма” в годы первой мировой войны и, в частности, против переименования Петербурга в Петроград. В отличие от своих московских коллег петербургские члены РФО сознательно стремились теснее увязать свою деятельность е современным им общественным движением, ставя в центр своего внимания такие важные для русской действительности начала века проблемы, как преодоление разрыва между интеллигенцией и народом, между религией и социальной революцией.
Ядро кружка в первые годы его существования составляли; Г.П. Федотов, А.А. Мейер, К.А. Половцева, М.В. Пигулевская, П.Ф. Смотрицкий, Н.П. Анциферов. Деятельное участие в нем принимали также историк И.М. Гревс, философ С.А. Алексеев- Аскольдов, родственница С.М. Кирова (сестра его жены) старая большевичка С.Л. Маркус, Н.И. Конрад, А.А. Гизетти, Н.А. Крыжановская, литературовед М.М. Бахтин, его брат В.В. Бахтин, Д.Д. Михайлов, антропософ Н.В. Мокридин, библиограф Л.Ф. Шидловский, пианистка М.В. Юдина, морской офицер С.А. Тиличев. “Этот кружок, — отмечала Е.П. Федотова, — никак не мог быть назван не только церковным, но даже и православным. Три протестанта, две католички, перешедшие из православия, несколько некрещеных евреев и большинство православных, но православных по рождению и мироощущению, а пока стоящих вне Таинства” (Федотов Г.П. Лицо России. — Париж. 1988, с. 37).
Никакой строго определенной политической ориентации кружок, судя по всему, не имел. Среди его членов было 2 коммуниста, 1 монархист, но большинство надеялось на эволюцию советской власти. Путь, по которому решили идти “кружковцы”, был путь широкой пропаганды ими идеи религиозного возрождения, который только и мог, по их мнению, спасти Россию.
В конце 1919 года на одном из заседаний организации, разросшейся к этому времени до 25-30 человек, она получает название “Воскресенье” как символ воскресения, возрождения России.
К 1919 году ядро кружка (около 11 человек) выделилось в Братство “Христос и свобода”. В отличие от остальных, которые по-прежнему продолжали собираться по вторникам, (“вторичане”), члены Братства стали собираться узким составом и по воскресеньям. Так продолжалось до 1923 года, когда произошел разрыв между кружковцами. Формальным поводом для него явился доклад Г.П. Федотова “О жертве”, прочитанный им 6 марта 1923 года, после чего часть “вторичан” заявила, что эти вопросы им “слишком чужды, что они боятся и, вероятно, больше не придут”. После этого “вторники” вскоре прекратились. Что же касается “воскресений”, то они продолжались вплоть до декабря 1928 года.
Главная задача, которую ставили перед собой участники кружка, заключалась в том, чтобы не дать большевикам возможности “уничтожения христианской культуры”. По свидетельству Н.Л. Анциферова, члены кружка, разделяя экономическую и социальную программу большевиков, считали вместе с тем ее явно недостаточной для “обновления человечества и построения коммунизма”, так как она игнорировала религию. Другими словами, они хотели соединить несоединимое, надеясь, что придет время, “когда 1 Мая встретится с Пасхальным воскресеньем”. “Основная установка моя в вопросе религия и революция — сводится к следующему: религия не частное и не национальное дело, — отмечал А.А. Мейер. — Религия не может быть безразлична к историческим путям человечества. Христианская религия в принципе своем утверждает преодоление индивидуализма, и в этом главный путь смычки христианства с социальной революцией”. Члены кружка, особенно в первый период его деятельности, отрицательно относились к православию и Православной Церкви, полагая, что в рамках ее невозможно свободное развитие христианских идей. Этому же соответствовали и доклады, прочитанные на заседаниях кружка в 1921-1922 гг.: об аскетизме, о церковных делах, о еврействе, о коммунизме, о собственности, о Василии Великом и др. “Для меня вторники, — отмечала К.А. Половцева, — это та лаборатория, где будет приготовляться идеология современной интеллигенции, которая учтет и религиозность, и коммунизм”.
В 1920-1921 гг. так думало большинство интеллигенции. Советская действительность заставила их вскоре если не переменить свои убеждения, то по крайней мере внести в них серьезные коррективы. “Я в свое время, — писала в этой связи Н.В. Пигулевская 7 ноября 1922 года, — исповедовала такое убеждение: коммунизм строит здание, и строит без креста, но когда достроит до конца, мы сделаем купола, поставим крест, и все будет хорошо. Я так думала. Теперь иначе. Я знаю, что из ратуши церквей не делают. Теперь строится синагога сатаны, из которой — сколько колоколов ни вешай, ничего не сделать”.
С весны 1920 года начинается процесс возвращения “вторичан” в лоно Православной Церкви. Инициаторы кружка все еще оставались вне Таинства, но евреи крестились и попадали под влияние своих православных священников, обличавших А.А. Мейера в “Мережковских ересях”. Это заставило в конце концов и самого А.А. Мейера также вернуться в лоно Православной Церкви.
С закрытием в 1923 году “Вольно-философской ассоциации” (Вольфила), которая использовалась как место встреч участников кружка и подбора подходящих кандидатов для его пополнения и высылкой за границу ее наиболее активных членов (Л.П. Карсавин, И.И. Лапшин, Н.О. Лосский и др.) возможности легальной деятельности “Воскресенья” резко сократились. Чтобы не привлекать внимания ОГПУ, в начале 1924 года решено было собираться не всем сразу, а поочередно, небольшими группами, на квартирах К.А. Половцевой, Г.П. Федотова, П.Ф. Смотрицкого, П.Д. Васильева, Г.В. и Н.В. Пигулевских. В 1925 году Г.П. Федотов уезжает за границу, и руководство “Воскресеньем” полностью переходит в руки А.А. Майора и К.А. Половцевой. По ее инициативе уже в том же 1925 году принимается решение о развертывании целой сети кружков среди школьной молодежи для занятий с ними по Закону Божьему, среди которых можно отметить кружок учительницы Е.М. Вахрушевой в школе первой ступени (б. Стоюниной), в котором занимались дети 12-13 лет.
“Воскресенье” не было ни чисто религиозной, ни тем более православной организацией, поскольку среди ее членов находились люди самых различных вероисповеданий. Вместе с тем не было оно и безобидной ассоциацией кружков интеллигентных людей, связанных общим культурным интересом, — речь, безусловно, может идти только о масонской структуре. На это намекал и сам А.А. Мейер еще в 1922 году, призывавший своих коллег “не захватывать власти... не строить партии, а создавать б. м. Ордена, которые пробудили бы идею в своей жизни, которая потом даст эффект вовне”. Промасонский характер “Воскресенья” нашел свое отражение и в символике этой организации: “Светоносный треугольник с Всевидящим Оком Провидения”. По инициатива А.А. Мейера и К.А. Половцевой собрания кружка открывались молитвой (всего их было две), в которую были вставлены слова о свободе духа. Что же касается бесед по кругу, то начинались они со взаимного пожатия рук всеми собравшимися — знаменитая масонская цепь. “Мейер и Половцева, — подчеркивал Н.П. Анциферов, — всячески стремились придать собраниям кружка характер ритуала”.
Явное желание А.А. Мейера превратить организацию в масонскую ложу привело в конце 1928 года и тому, что часть членов “Воскресенья” вынуждена была порвать с ним. Этому событию предшествовала попытка руководителей организации выявить предварительно наиболее близких им по духу людей. С этой целью К.А. Половцева с помощью Т.Н. Арнсон разработала соответствующие тезисы: 1) люди мы все церковные; 2) Христос и свобода; 3) скрещивание религиозного и социального вопросов; 4) о культурности церковных людей. 2 декабря 1928 года тезисы были зачитаны Т.Н. Арнсон на заседании кружка в квартире К.А. Половцевой. Присутствовали; А.А. Мейер, П.Ф. Смотрицкий, К.А. Половцева, Е.П. Иванов и другие — всего 10 человек. В ходе обсуждения вопроса часть собравшихся (В.В. Бахтин, Е.П. Иванов, М.В. Юдина) выразили свое несогласие с тезисами и покинули собрание. Среди членов “Воскресенья” произошел раскол. Это было, как показали дальнейшие события, началом его конца.
К этому времени А.А. Мейер и его коллеги уже находились под наблюдением ОГПУ. 8 декабря 1928 года был арестован В.В. Бахтин, 11 декабря А.А. Мейер, а вслед за ними и другие члены организации. Начались допросы. Следствие по делу “Воскресенья” продолжалось до мая 1929 года, а в начале августа был объявлен приговор. Постановлением коллегии ОГПУ большая часть обвиняемых была приговорена к различным срокам концлагерей и ссылки в отдаленные местности страны. Семь лет концлагерей получила К.А. Половцева, пять — А.П. Алявдин и Н.В. Пигулевская, три года — Н.В. Измаилов. Наиболее суровое наказание — десять лет концлагерей — было определено А.А. Мейеру и капитану второго ранга морскому офицеру Б.М. Назарову. Впрочем, первоначально А.А. Мейер был приговорен к расстрелу и только благодаря вмешательству его старого друга А.С. Енукидзе он был заменен ему концлагерем.
Организация А.А. Мейера была своего рода идейным и организационным центром, координировавшим и направлявшим деятельность более мелких интеллигентских кружков и групп. Одним из таких ответвлений мейеровского “Воскресенья” являлся кружок философа Ивана Михайловича Андриевского, более известный под названием “Хильфернак”, что расшифровывается как Художественно-литературно-философско-религиозно-научная академия. Начало ему было положено в 1921 году. Как и в организации А.А. Мейера, в центре внимания членов кружка (сотрудник Фонетического института И.Е. Аничков, бывший председатель “Всероссийского Союза христианской молодежи” А.П. Обновленский, преподаватель Педагогического института П.П. Мешков, студенты А.А. Михайлов, Э.К. Смирнова, Э.К. Розенберг, Д.С. Лихачев и др.) были вопросы религиозно-философского характера. С лекциями перед членами кружка выступали: С.А. Алексеев (Аскольдов), В.Л. Комарович, А.П. Алявдин и ряд других известных в то время философов и филологов Ленинграда, развивавших идеи духовного возрождения русского народа и “обновления” Православной Церкви.
И посетители “Воскресенья”, и посетители “Хильфернака”, как свидетельствует участник этих собраний Д.С. Лихачев, были, “в общем, одни и те же” люди (Лихачев Д.С. Письмо в редакцию. — “Петербургская панорама”, 1992 г., № 6, с. 6.) 1 августа 1927 г. “Хильфернак” был преобразован в “Братство Серафима Саровского”. Уже на первом заседании кружка, которое состоялось на квартире у И.М. Андриевского, появился провокатор Сергей Ионкин. Судьба кружка была предопределена: в начале 1928 года последовали первые аресты, и он прекратил свое существование. Такая же участь постигла и “Космическую академию наук” (КАН) — своеобразный филиал Братства, образовавшийся весной 1926 года.
Среди членов “Космической Академии” были П.П. Мешков, А.В. Селиванов, В.Т. Раков, А.С. Тереховко, Н.Е. Сперанский, А.М. Миханков, 3.К. Розенберг и поныне здравствующий академик Д.С. Лихачев. Особенностью кружка являлось то, что с внешней стороны все в нем было как в настоящей Академии наук: свой президент, непременный секретарь, академики и даже традиционные большой и малый конференц-залы. В идейном же отношении “Космическая Академия наук” близка к организации А.А. Мейера.
8 февраля 1928 г. ее члены были арестованы. Всего по делу “Братства Серафима Саровского” и “Космической Академии” проходило 40 человек, из которых тридцать были осуждены. Наиболее суровое наказание — 5 лет концлагерей — понесли руководители и наиболее деятельные члены этих организаций — И.М. Андриевский, 3.К. Розенберг, Д.С. Лихачев, И.Е. Аничков и др. — всего 9 человек. Прочие были высланы в отдаленные местности страны сроком на три года.
Таким образом, с масонскими или, по крайней мере, масонствующими кружками в Ленинграде было, видимо, покончено. Другое дело — Москва, где еще в начале 1920-х свила себе гнездо крупная масонская организация тамплиерско-розенкрейцкрского толка, известная как “Орден Света” или ложа А.А. Солоновича. У истоков этой организации стоял Аполлон Андреевич Карелин (1863-1926), более известный в своем кругу под эзотерическим именем как рыцарь Сантей. Популярный писатель на темы из русского общинного быта, он начинал как народник, позже перешел к эсерам, а к 1905 году окончательно сформировался как анархист. Эмигрировав за границу, читал лекции в организованной русскими масонами Высшей школе социальных наук в Париже, где и был, видимо, посвящен в “вольное каменщичество”. В Россию Карелин вернулся осенью 1917 года с репутацией теоретика анархо-коммунизма. Здесь он сразу же был введен в состав ВЦИКа и развернул кипучую деятельность: была учреждена Всероссийская Федерация анархистов и анархо-коммунистов, создан “Черный крест” (организация, оказывавшая помощь анархистам) и знаменитый клуб анархистов в Леонтьевском переулке. Еще в 1919 г. Карелин высказал мысль о желательности проведения анархистской работы “через какой-нибудь Орден”, а уже в 1920 г. архиепископ “Ордена Духа” московский профессор Борис Михайлович Зубакин (1894-1938) посвящает в него первых адептов: режиссера Сергея Эйзенштейна, художника Л. А. Никитина, актера первой студии МХАТа Михаила Чехова, поэта П. А. Аренского, студента Валентина Смышляева. В 1921 г. рыцарями “Ордена Духа” становятся актер МХАТа Юрий Завадский с женой. Весной 1924 года кружок был реорганизован в “Орден Света”, руководителем которого (командором) стал А.С. Поль — преподаватель экономического института им. Плеханова. Братья, посвященные ранее в “Орден Духа”, автоматически перешли в разряд его старших рыцарей высших степеней. Всего их было семь, и каждой из них соответствовала определенная орденская легенда; об Атлантах, потомки которых якобы жили в подземных лабиринтах в Древнем Египте, об Эонах, взявших на себя роль посредников между миром Духов и людей, о Св. Граале — священной чаше с кровью Христа и т. п.
Обряд посвящения в Орден был прост: после ознакомления посвящаемого с соответствующей орденской легендой руководитель кружка слегка ударял рукой по его плечу, имитируя таким образом удар плашмя мечом при посвящении средневекового рыцаря, и на этом церемония считалась законченной. Символом ордена являлась восьмиконечная голубая звезда — олицетворение надзвездного мира восьми измерений. Отличительным же знаком рыцарей второй и последующих степеней была белая роза — олицетворявшая возвышенность и чистоту помыслов “братьев”. Дочерней организацией Ордена в Москве была ложа “Храм искусств”, где и группировались художественные и артистические круги масонствующей московской интеллигенции. В Нижнем Новгороде и в Сочи действовали филиалы московской организации — “Орден Духа” и “Орден тамплиеров и розенкрейцеров”. Главным источником пополнения личного состава Ордена, членами которого стали в эти годы Н.К. Богомолов, Д.А. Бем, Л.И. Дейкун, Г.И. Ивакинская, А.Е. Смоленцева, Н.А. Лодыженский, Н.И. Преферансов, И.В. Покровская, В.И. Сно, А.В. Уйттенховен, его жена И.Н. Уйттенховен-Иловайская и др., по-прежнему оставалась московская творческая интеллигенция: художники, музыканты, литераторы. Попадались, впрочем, и недоучившиеся студенты — Илья Рытавцев и даже бывший морской офицер Евгений Смирнов. Роль штаб-квартиры “Ордена Света” играл Кропоткинский музей в Москве, открытый 9 декабря 1928 г. Сами “братья-рыцари” рассматривали свою организацию как продолжение дела средневековых тамплиеров — духовный монашеский орден, основанный в 1118 году в Иерусалиме девятью французскими рыцарями во главе с Гуго де Пайеном и Жоффруа де Сент Отером. Однако на самом деле идейные установки и этические нормы, положенные в основание “Ордена Света”, роднят его “братьев-рыцарей” не столько со средневековыми тамплиерами, сколько с “вольными каменщиками” нового и новейшего врамени. Неприязнь к православию и традиционным русским национальным ценностям, поиски некоей новой философии, призванной синтезировать анархическое мировоззрение с мировоззрением раннего христианства, широкая пропаганда необходимости организации коммун, артелей и союзов анархистского толка не оставляют сомнений относительно масонского характера “Ордена Света”. Именно так и воспринимали его современники. Заслуживает внимания свидетельство скрипача Большого театра 3.М. Мазеля о посещении им вместе с М.А.Чеховым “заседаний масонской ложи в Москве”. О масонской ложе Солоновича, в которую его приглашали в 1924 году московские “братья”, показывал на допросах в ОГПУ руководитель “Братства Серафима Саровского” в Ленинграде Иван Андриевский. Неуместными и не имеющими должного обоснования следует признать в этой связи неуклюжие попытки московского журналиста Андрея Никитина затушевать масонский характер этой организации (Наука и религия, 1993, № 6, с. 55). Критика большевизма велась ими явно с масонских позиций, так как в революции они видели не “диктатуру пролетариата”, а “духовное и социальное преображение человека, раскрытие всех его потенциальных сил и способностей, победу Света над Мраком, Добра над Злом”. Обескураживающие реалии советской действительности не только ставили их в оппозицию к большевистскому режиму, но и показали ошибочность прежних представлений о скором и, главное, легком осуществлении масонского идеала. “Человек, — писал А. А. Солонович, — есть “Гроб Господень”, освободить который можно только новыми крестовыми походами Духа, для чего и нужны новые рыцарские ордена — новая интеллигенция, если хотите, которая и положит в основу свою непреодолимую волю к действительной свободе, равенству и братству всех в человечестве”.
К этому времени Алексей Александрович Солонович — преподаватель МВТУ им. Баумана — был известнейшим в своем кругу теоретиком мистического анархизма. Его лекции в Кропоткинском музее, где он возглавлял секцию анархистов, или на дому — пользовались большим успехом у слушателей. После смерти А.А. Карелина 20 марта 1926 года А.А. Солонович становится духовным лидером не только Ордена, но и всего движения. Наиболее крупным теоретическим трудом А.А. Солоновича является трехтомное исследование “Бакунин и культ Иалдобаофа” (одно из воплощений Сатаны), ходившее в машинописном виде по рукам среди членов сообщества. А.А. Солонович был разочарован результатами Октябрьского переворота 1917 года. Большевики, доказывает он в своей книге, растоптали идеалы Октября, “предали”, “задушили” революцию, последними вспышками которой он считал Кронштадтский мятеж и крестьянские восстания 1921-1922 годов.
“По следам Иоалдобаофа, — предупреждал А. А. Солонович, — ползут лярвы, и бесовская грязь пакостит души людей и их жизни”. Нигилистически, как и всякий масон, относился он и к Русской Православной Церкви, которая нуждалась, по его мнению, не только в очищении от якобы присущего ей догматизма, но и в коренном реформировании.
ОГПУ определенно имело своего осведомителя в орденской среде. В ночь с 11 на 12 сентября 1930 года большая часть членов Ордена была арестована. Обвинение было вполне в духе времени: антисоветская деятельность. Три года ссылки — такова была участь большинства арестованных, которую определила им коллегия ОГПУ своим постановлением от 13 января 1931 г. Ряд лиц, как, например, рыцари высоких степеней Юрий Завадский и Сергей Эйзенштейн, и вовсе были освобождены от наказания. Однако с руководителями ордена (А. А. Солонович, А.А. Никитин, Н.И. Преферансов, В.И. Сно) обошлись строго. Все они получили по пять лет лагерей. Заслуживает внимания, что одним из членов коллегии, осудившей московских рыцарей, был уже известный нам специалист по масонским делам Глеб Бокий. Несомненно, что ОГПУ пристально следило за процессами, происходящими в интеллигентской среде, и вовремя пресекало попытки организованного духовного сопротивления. Однако главная причина неудачи такого сопротивления — не столько всесилие, зачастую мнимое, ОГПУ, сколько ложные, масонские по своей сути, духовные ориентиры самой интеллигенции, все дальше и дальше уводившие ее от русской национальной почвы, русского национального идеала.
Результаты этой эволюции нашей интеллектуальной и творческой элиты сегодня налицо.
___________________________________________
Keine Kommentare:
Kommentar veröffentlichen